|
|
||
«ПРЫНЦ» ...И пусть бы шел дождь, осенний, меленький-меленький. И пусть бы сгущался вечер, и фонари вдоль дорожки тускло светились бы туманными ореолами. И пусть бы клены роняли пятипалые листья в мутную воду. И хорошо бы идти вот так под дождем в красных, как листья клена, высоких сапожках, легко перепархивать через лужи, придерживаясь за локоть своего спутника. А он в черном длинном плаще, и рука его, обтянутая перчаткой из тонкой кожи, пусть бы держала раскрытый над нами зонт, и витал бы во влажном воздухе едва уловимый аромат мужского парфюма. И пусть шли бы мы с ним в театр, или в гости, а может быть просто домой, туда где тепло, сухо, и где мягко светит торшер у дивана. И пусть мы бы пришли, и сидели бы за низким журнальным столиком, и пили бы что-нибудь согревающее... А потом... а потом... - и тут мое воображение останавливалось, в смущении замирало, опуская завесу стыдливости, чтобы не портить сказку подробностями, уместными только в женских романах. Нет, вовсе я не хотела, чтобы жизнь моя превратилась в женский роман! Ирка, давняя подруга, с которой мы на двоих снимали крохотную однокомнатную малосемейку почти на самой окраине города, всегда так язвительно насмехалась над незадачливыми героинями, что мне становилось их жалко. У Ирки проблем с мужчинами не имелось. У нее был Мишаня – гордый обладатель подержаной белой «Тойоты-Камри» и бурного прошлого, оставившего на память синий штампик в Мишанином паспорте, а также алименты на двоих детей средне-школьного возраста. Ирку, впрочем, все эти сопутствующие обстоятельства ничуть не смущали. Существовали они с Мишаней по синусоиде – то не чаяли друг в друге души, и тогда Ирка уходила пожить к возлюбленному, то расставались под шумный аккомпанемент взаимных претензий, и она возвращалась в нашу девичью келью. Если бы Мишаня не так безудержно ревновал... если бы Ирка не настолько выпячивала свою независимость... Судить со стороны легче всего, так что когда я влезала с советами, то тоже получала дельный совет – на себя оборотиться, или, не тратя времени даром, завести котенка и выучиться вязать на спицах, чтобы заранее соответствовать идеальному образу старой девы. А я не собиралась быть старой девой. Хотела я одного – большой и чистой любви. Разумеется, у Мишани имелись друзья, порой неженатые, и конечно, благодаря Ирке эта когорта прошла перед моим придирчивым взором, но у всех них я находила один, очевидно, неустранимый дефект – странную убежденность, что тот, кто девушку «ужинает», не только ее вслед за этим «танцует», но имеет полное право на гораздо более многообещающее «продолжение банкета». Куда им было до большой и чистой... Когда белоснежная «Тойота» в очередной раз уносила нас к прелестям клубной жизни, я уже почти не надеялась встретить в толпе Его - того самого, Единственного и Неповторимого. А Мишане, кажется, чрезвычайно нравилась роль покровителя сразу двух девушек, меня он называл не иначе как Олечка, и глазки у него при этом бывали маслеными-маслеными... Мишаня даже территорию застолбил – сорок третьего размера «державные тапочки» обрели законное место в нашей прихожей. Ирка смеялась: «Ну вот, у нас теперь хоть мужиком пахнет». Но в тот раз все сложилось иначе – шли мы не в компанию к дружкам Иркиного хахаля, а совсем даже наоборот – на день рождения общей знакомой. Пригласили, собственно, Ирку, а я увязалась за нею хвостиком. И кто бы мог подумать, что на этом ничем не примечательном празднике встречу я своего «прынца»... Я и сама не думала. Не думала, когда после бокала шампанского танцевала с ним что-то невразумительно-медленное, не думала и позже... И потом я не вспоминала его! Ну, был мальчик, не сказать что красавец, но и не урод, - глазки карие, короткая стрижечка, поджарый, однако ничем с виду не примечательный. Ну, танцевали... И номер нашего телефона я ему не давала... только почему-то через неделю он позвонил. А когда мы первый раз встретились, тет-а-тет, то я заключила, что новый знакомый, по крайней мере, неглуп, и, кажется, лишен того самого «банкетного дефекта», который так мне не нравился в других ухажерах. Ах, если бы я знала, до какой степени он этого дефекта лишен! Может, все по другому бы вышло... Но тогда я решила, что необременительное знакомство можно продолжить. Мы встретились еще раз, а потом еще... На третьем свидании мой будущий «прынц» решился на поцелуй в щечку. И... уехал, в командировку, на месяц. Вот тут-то оно по настоящему и завертелось. Полетели на электронный адрес письма, да какие! Рабочее утро начиналось теперь для меня всегда одинаково – с торопливого запуска почтовой программы. Казалось, будто мы знакомы лет сто – настолько совпадали иногда наши мысли. Он называл меня «виртуальной дамой своего сердца», а мое сердце таяло... Писал о любви, но ни разу мне в ней не признался. Еще был сайт с фотографиями, а там море, и скалы, какие-то многодневные переходы по побережью, палатки, но больше всего оказалось гор, и снега в горах. Горные лыжи – вот что являлось настоящей страстью моего друга! И я представляла себе его несущимся вниз по крутому склону, в облаке искристого снега. А он между тем сообщал, что научиться не так уж сложно, и я уже воображала не дождь и красные кленовые листья посреди лужи, а звездную ночь в горах, и как мы идем по узкой, протоптанной среди сугробов дорожке, острые каблуки проваливаются в скрипящий снег, я опираюсь на руку моего спутника, затянутую, словно в латную рукавицу, в непромокаемую перчатку. Шумит горный поток, возносятся ввысь светящиеся белые склоны, торжественно замерли вековые сосны. И мы останавливаемся, смотрим вверх, на яркие люстры созвездий, и пар наших дыханий сливается воедино где-то высоко-высоко в черноте неба. А потом... а потом мы глядим друг другу в глаза... - и вот тут мое воображение опять пасовало. Казалось только, что все у нас будет очень-очень здорово. Стоило мне поутру не найти в почтовом ящике очередного письма, настроение портилось, работа валилась из рук, не укладывались в голове многочисленные установления и параграфы. Впрочем, если нераспечатанный конвертик прорисовывался на положенном месте, работа все равно шла через пень-колоду. Начальник юридической службы бурчал: «Все в облаках витаете, Ольга Сергеевна... на вас не похоже.» Остроглазая Ирка, читавшая мои душевные порывы как открытую книгу, с усмешкою заключила: «Девочка созрела!» А я и не думала оспаривать ее утверждение. Наконец, мой виртуальный рыцарь вернулся! В один из вечеров я выбежала на полчасика в магазин, а возвратившись, услыхала от Ирки: «Звонил твой прынц. Передал привет. Жаждет встречи.» Иначе как «прынц» она его за глаза не называла. Сначала я немного обижалась за «прынца», но потом, присмотревшись повнимательнее к Ирке, вдруг поняла – завидует! Ее Мишаня был, конечно, хорош – и шашлыки отменные делал, и девушке умел угодить, но вот ни заснеженных гор, ни крутых скал, ни крылатых палаток Ирка с ним не увидит - я знала точно. Только радоваться оказалось рано - «прынц» хоть и вернулся, отношения наши не развивались. Мы проводили вместе время, смотрели кино, беседовали, но прощальный поцелуй в щечку оставался самым дерзким поступком. Ближе мы не становились. «Боже мой – думала я – ну как можно быть таким «ненавязчивым»! А может, я вовсе ему не нравлюсь? Может, я ему только друг, или, скажем, сестра? И только?!» Нет! Роль сестры, или друга в юбке мне вовсе не улыбалась! И куда же подевалась та нежность, что чудилась мне в его письмах?! Писал «дама сердца», а ходим как в детсаду, за ручку! Тот ли он, за кого себя выдавал, не сама ли себе я его выдумала? Да еще на беду пошли у нас серьезные разговоры о жизни - «прынц», конечно, меня на словах одобрял, когда я ему похвалялась как интересы компании защищаю, суды выигрываю, а потом начинал свою линию гнуть – о том, что я выгоду монополиста отстаиваю. Я ему про соревновательное право, а он мне про совесть, справедливость, и другие неформализуемые понятия. В общем, спорили мы с ним чуть не до слез, с моей, разумеется, стороны. Может, по большому счету «прынц» мой и прав, только что ж поделать?! Ему-то хорошо рассуждать – катается себе по командировкам, настраивает какие-то компьютерные штуковины, все больше с машинами, а не с людьми время проводит. А мне куда деваться? Разве виновата я, что университетский физмат, на который пять лет жизни положено, никому не понадобился?! И снова мы ходили, встречались. Постепенно познакомилась я с друзьями моего поклонника, с компанией которой они ездили в свои сумасшедшие горы. Легко оказалось с ними, будто с детства всех знала. Однажды возвращались с какого-то совместного праздника, глубоким вечером, по темноте, и без того опускавшейся в начале зимы слишком рано. «Прынц», разумеется, вознамерился меня провожать. Честно говоря, я бы предпочла, чтобы он вызвал такси, дал водителю денег, и дело с концом – ездить одна я не боялась. Но это было бы против его странных неписаных правил. И мы отправились общественным транспортом. Добрались заполночь, и я стала всерьез беспокоиться – дальше что? Отпустить «прынца» путешествовать через весь город, при том что среди ночи ни троллейбусов не дождешься, ни маршруток? Оставить переночевать у себя, спать на кухне? Неудобно... Ирке точно не понравится. И так мы шли медленно по дорожке к моему дому. Чернело провалом угольной шахты небо, колючими серебристыми гвоздиками искрились звезды. Неожиданно мой спутник остановился, придержал меня за руку. Я подняла взгляд, а он, глядя вверх, вдруг заговорил, стихами: «Что скажу я тебе, ты не слушай, я ведь так, несерьезно скажу. Просто я свою бедную душу на ладони твои положу...» И тут же вылетели из головы мысли о троллейбусах, ночевке на кухне, Иркином недовольстве. Какое все это имело значение, когда вокруг стояла тихая зимняя ночь, а мне читали стихи! И пусть замерли вокруг нас не стройные красавицы-сосны – узловатые голые вязы, а вместо белизны горных склонов светились желтые окна многоэтажных домов, но пар наших дыханий поднимался ввысь, и сливался воедино где-то там, почти среди самых сверкающих звезд. Я опомнилась только когда отзвучала последняя строфа: «...Ни стихам не поверив, ни прозе, мы стоим, ничего не сказав, Вот на этом жестоком морозе доверяя лишь только глазам.» Некоторое время мы оба молчали, потом я спросила: – Это... ты сочинил? – Нет. Юрий Визбор – и не дав опомниться, «прынц» быстрым движением поцеловал меня в лоб, как ребенка, произнес мягко: «Спокойной ночи, Оленька», развернулся, и зашагал прочь. А я осталась стоять, обескураженная, почти на самом пороге подъезда. Вскоре я уехала на неделю в область, к родителям. По возвращении меня ожидал сюрприз. Автобус шел с трехчасовым опозданием, и только зарулил на стоянку, как я увидела «прынца» - он сутулился на пронизывающем декабрьском ветру, в руках стыла одинокая алая роза. Как узнал номер рейса, сколько простоял в ожидании – неизвестно. Мне стало удивительно тепло, и очень жалко бедного «прынца». Я вышла, он заметил меня, приблизился, неживым деревянным движением обнял за плечи, сказал: – Ну, здравствуй. – Здравствуй – ответила я. «Прынц» протянул озябшую розу, пальцы его были красные и холодные. Пока мы добирались до дома, я судорожно пыталась вызвонить по мобильнику Ирку, но ее номер не отвечал. Боялась я, что вот сейчас явимся с «прынцем», и застанем их тепленькими – Имелась у Ирки дурная привычка в мое отсутствие затаскивать Мишаню в наше гнездышко всерьез и надолго. Меня-то они давно уже не стеснялись, но вот что «прынц» обо всем этом подумает... На счастье, в квартире никого не оказалось, а «державные тапочки» я успела непринужденным движением зафутболить глубоко под обувную тумбу, пока мой кавалер топтался у двери, старательно вытирая ноги. Через десять минут мы сидели на кухне, осторожно прихлебывали горячий чай. – Хорошо, что я тебя встретил – сказал «прынц», задумчиво глядя куда-то на стену, и с такой интонацией, что невозможно понять, спрашивает он, или утверждает. – Вообще, в жизни, или сейчас? - уточнила я, потому что молчать казалось неловко, а что отвечать я не знала. «Прынц» смутился: – Ну-у... вообще, и тогда, и сейчас... А потом быстренько допил чай, и стал собираться: – Пойду я. Ты, наверное, с дороги устала... отдохнуть хочешь, а я тут... мешаю... Вовсе он мне не мешал! И отдохнуть я, конечно, хотела... И нас было только двое... Но не могла же я, девушка, разъяснять ему очевидные вещи! Ощущая себя до крайности глупо, все же сказала: – Да нет... Я в порядке... душ бы только принять. Но он, разумеется, истолковал все по своему, и лишь быстрее раскланялся. Стоя уже на пороге, полез куда-то под куртку, извлек видеокассету. С улыбкой сказал: – Вот. Тут горы, в общем, поездки наши. Посмотришь, когда настроение будет. Теперь я уже совершенно не понимала, чего он от меня ждет. В голову лезли всякие дурацкие мысли... Разве может нормальный мужик ходить столько времени вокруг да около? Что за непонятная бесхребетность?! Поделилась своим беспокойством с Иркой, и та посоветовала: – Ты его ревновать заставь. Сделай вид, что он у тебя не один – пускай помается. Мужики собственники по натуре, у них инстинкт – преследовать то, что ускользает. Вот и пусть он тебя потерять забоится. – Ох, Ириш, как бы он тогда сам не ускользнул – ведь даже в троллейбусе готов кому угодно места уступать. Деликатный очень. – Ну а если сбежит – туда ему и дорога! В конце концов, сколько можно девушку изводить? Свет клином на нем не сошелся, да и зачем тебе он такой? Я лишь вздохнула в ответ – и сама не знала, «зачем мне он такой». А случай вскоре представился. Только все произошло вовсе не так как я думала. В тот вечер разыгралась у нас семейная ссора. Точнее говоря, не у нас, а у Ирки с ее Мишаней. Началось с ерунды, как обычно. Кому-то Ирка слишком лучезарно улыбнулась на улице, вот Миша и прицепился, он к тому же слегка в подпитии был. Пришли они, уже переругиваясь. Ирке бы коней-то попридержать – с пьяным спорить нет проку, но она никогда языку своему не была хозяйкой, в общем, понесло ее. И Мишаня, понятное дело, взбеленился. Орали они друг на друга так, что хоть из дома беги. Я пыталась отсидеться на кухне, но Ирка в своих тирадах постоянно задевала меня разнообразными риторическими вопросами, и из женской солидарности, я хоть и молчала, но периодически кивала головой, делала вид, что поддерживаю подругу в ее праведном гневе. И тут раздался телефонный звонок. Мгновенно все смолкло. Я быстро схватила трубку – на беду, это оказался «прынц». Все что смогла – сказать «перезвони позже». Отключиться уже не успела – Иркин «Отелло» буквально вырвал у меня телефон. Для него, очевидно, вопрос «кто звонит» не стоял – ему и так было все ясно. Господи, каких только бранных слов он не обрушил на голову моего незадачливого поклонника! Не называя имен, Мишаня орал, что здесь живет его женщина, и всякие (тут он очень крепко выразился) не должны ей названивать. Он предлагал сопернику немедленно явиться пред его грозные очи, чтобы «поговорить как мужик с мужиком», угрожал поймать и поотрывать лишние части тела, сулил «большие проблемы», и самые страшные кары. «Прынц» на том конце провода, очевидно, молчал, и «Отелло» продолжал неистовствовать. Я не на шутку встревожилась – что если оскорбленный «прынц» решит принять вызов, и в самом деле явится выяснять отношения? Только дуэли нам здесь не хватало... Мы с Иркой, стараясь перекричать Мишаню, наперебой убеждали его, что звонивший хотел говорить со мной, что Ирка невинна как младенец, и уж во всяком случае не настолько глупа, чтобы так проколоться. Но с тем же успехом мы бы могли попытаться перекричать камнедробилку, и убедить разъяренного носорога. Неожиданно ревнивец умолк – видимо «прынц» положил трубку. Мишаня окинул комнату потерянным взглядом, зыркнул исподлобья на «изменницу» - Ирку, и вышел в прихожую. Через минуту входная дверь грохнула так, что посыпалась штукатурка. Ирка вскочила, заполошенно кинулась одеваться, и подалась догонять своего миленка. Я осталась одна. Наверное, следовало тут же перезвонить «прынцу», объяснить, извиниться за случившееся недоразумение, но лукавый бесенок внутри нашептывал ровно обратное. В самом деле, - я была обижена невниманием, я хотела заставить парня чуть-чуть пострадать, чтобы он, наконец, проявил свои чувства... В общем, поколебавшись какое-то время, так и не позвонила, предоставив мужчине его святое право действовать первым. Всю последующую неделю душа моя не знала покоя. Но, успев несколько раз отругать себя за неуместную гордыню и дурость, решая то позвонить «прынцу», то перерешивая снова, я все же выдержала эту «паузу мастера». Когда сотовый телефон взорвался знакомой трелью из недр любимой, и уже изрядно заношенной сумки, я оцепенела. Но только на миг, чтобы затем с лихорадочной активностью броситься в поиски. Под руку попадалось все время не то – губнушка, тушь для ресниц, жвачка, зеркальце, ручка, пудреница, снова губнушка, расческа, ключи, пакетик салфеток... Телефон все звонил, а мне никак не удавалось его выудить! И вот – удача! Миниатюрная «раскладушка» чуть не выпрыгнула из руки, но в последний момент я все же сумела ее удержать. – Привет! - поздоровался «прынц». – Привет – эхом отозвалась я. Затеялся пустой бессмысленный разговор, и казалось, что «прынц» нарочито «забыл» о происшествии, но его голос звучал не так как всегда. Наконец он сказал: – Ты прости, что долго тебе не звонил, и... еще... я тогда оказался не вовремя... Извини. «Господи это он передо мной извиняется!» А «прынц» продолжал говорить, и нес совершенную ахинею – о каком-то выборе, который я вольна сделать, о моем внутреннем состоянии (Ха! Как будто он мог знать мое состояние!), о том что не хочет ничего навязывать, и прочий подобный бред. Произносил он это все как-то без энтузиазма, и неожиданно меня осенило: свой выбор «прынц» уже сделал! А меня, стало быть, готов уступить. И кому! Этому наглому как танк, слащавому хаму! Выходит, счел нас достойной парой! О-о-о, как я разозлилась тогда! Стараясь сохранить в голосе спокойствие, и необходимый звенящий металл, я выдала: – Знаешь что! Не звони мне больше! И не приходи! Вот так! С силой захлопнула «раскладушку», и ощутила, как быстро катятся по щекам горячие слезы. «Вот и все! Вот и все! Дура, дура! Так и надо тебе!» - кружились в сознании короткие злые мысли, а пальцы прыгали по клавишам телефона, стирая из памяти (Навсегда! Насовсем!) последний входящий номер. Бесцветно и скучно миновали январские праздники. Первый месяц наступившего года выдался морозным, высовывать нос на улицу лишний раз не хотелось. Ирка с Мишаней жили вновь душа в душу, а я погрузилась в полудремотное состояние. Короткими перебежками перемещалась с работы и на работу, в выходные подолгу валялась в постели, а потом проводила остаток дня за просмотром бессмысленных сериалов и унылых юмористических шоу. В то субботнее утро я, как обычно, не торопилась покидать уютной кровати, и едва-едва только успела встать, и накинув халат прошествовать в ванную, как грянул дверной звонок. Размышляя, кого бы это могла принести нелегкая в такую несусветную рань (хотя время близилось уж к одиннадцати), отправилась открывать, отперла дверь, и... остолбенела – в квартиру вошел розовый куст! Цветов было много, не менее полутора дюжин, а за всем этим великолепием обнаруживалась странного вида физиономия – дочерна загорелые подбородок, щеки и нос противоестественно соседствовали с белизной вокруг глаз, и бледностью лба, наполовину скрытого вязаной шапочкой. На пороге квартиры стоял, уже списанный мною «в архив», и старательно позабытый «прынц»! – Ты... чего? - только и смогла выдавить я из себя, чувствуя, как с места бросается вскачь сердце, и обжигающая волна накрывает меня до самых корней волос. – Вот, увидеть тебя пришел – сказал «прынц», расплываясь в улыбке. Но мое замешательство длилось недолго. Принимая букет, я уже знала, как реагировать на происходящее: – Ну что, увидел? А теперь до свидания! За цветы спасибо. – Стой, подожди. Поговорить надо. – Поговорить? Да... ты знаешь, я сейчас ухожу. Подождешь за дверью? - казалось никак не возможным впустить его в комнату! И вообще – разбитую чашку не склеишь! Уходя – уходи, и так далее! Пока я спешно приводила себя в порядок, одевалась и накладывала макияж, попутно решая как действовать дальше, «прынц» топтался на лестничной клетке. Вспомнила его наполовину загоревшее лицо, и вдруг поняла – это же горный загар! Значит, пока я тут страдала от одиночества и тоски, влачила, можно сказать, растительное существование, он успел оторваться на всю катушку, а теперь явился эдаким победителем, покорителем снежных пиков! И, видать, уверен, что и здесь все крепости падут немедленно к его ногам... Ну нет - дудки! В итоге, когда я вышла в подъезд, плана действий у меня так и не оказалось, зато обнаружилось горячее желание поступать наперекор нахальному «прынцу». Первое время мы шли по улице буквально куда глаза глядят. Потом я сообразила, что Ирка сейчас, должно быть, на работе, и направилась к ней. «Прынц» шагал рядом. – Куда мы идем? – Я? Я иду по делам, а куда идешь ты – не знаю. – Оля... – Что? Ты хотел говорить – ну вот и говори. – Оля, прости, я тогда был не прав... – Зачем ты вообще явился? Я ведь ясно тебе сказала – не приходи! – Ты же ни с кем не встречалась... Я знаю. – Откуда ты взял?! У меня все нормально – и тогда было, и сейчас тоже. А ты... ты мне просто надоел! Слышишь?! – Ну зачем ты так? Ведь было все хорошо. – Как «так»?! – Вот так, как сейчас. – Я нормально сейчас! Мило беседуя, мы добрели до Иркиного салона. Я вошла внутрь, «прынц» остался мерзнуть снаружи. Но подруга была занята. Увидев в дверном проеме мой силуэт, оставила клиентку, и вышла в холл. – О! Ты чего не позвонила? Я бы тебе время назначила, а сейчас – сама видишь... – Да я так... Вон – смотри – и я отвела портьеру, отделявшую внутреннее пространство салона от французского окна во всю стену. – Явился?! - округлила подведенные глаза Ирка. – Ага. Не запылился – я усмехнулась. – И что делать будешь? Прогонишь? – Отошью – нечего тут... Поезд ушел! – Ох, Ольчик... Ну а может и правильно – ты себе получше найдешь! – У тебя сигареты есть? – Зачем? Ты ж не куришь. – Надо. Ирка пожала плечами, и через минуту вынесла неполную пачку «Вог». – Всю отдашь? – Бери, если надо. – И зажигалку тоже давай. Мы побрели с «прынцем» дальше. Зашли в магазин, где я отоварилась какими-то бесполезными приобретениями, посетили почтовое отделение – заплатила за телефон, вышли, и я сказала: – Ты не против, если я закурю? - знала, что «прынц» не курит, и на дух не переносит курящих женщин. Мне хотелось уязвить его таким образом в самое сердце – чтобы знал, с кем связался, ботаник! «Прынц» поморщился: – Оля, ну зачем ты... Я извлекла из сумки сигареты, протянула ему зажигалку: – Может, огоньку девушке дашь? – Нет. Не дам. – Ладно – попыталась прикурить, но закашлялась, выронила сигарету в снег. «Прынц» насмешливо наблюдал за моими мучениями. Он, вероятно, чувствовал свое превосходство – весь такой «правильный» и «хороший». – Проваливай к черту! - выкрикнула я, и пошла прочь, как можно быстрее. – Оля! Оля! Постой! - «прынц» пытался идти рядом, но узкая, протоптанная среди сугробов дорожка не давала ему этой возможности. А мне никак не удавалось сбежать - острые каблуки вонзались в скрипящий снег, и я отчаянно балансировала свободной рукой, чтобы не оступиться. – Стой! - «прынц» ухватился за рукав дубленки, и рывком развернул меня к себе. – Отпусти! Не смей трогать! Пошел к черту! Проваливай! Видеть тебя не могу! - бессильная ярость душила и сбивала дыхание, изливалась потоками едких обидных слов. – Проваливать?! Уходить?! Да?! – Да! Да! Да! Уходи! И вдруг я увидела, как у «прынца» потемнели глаза. На секунду почудилось – вот сейчас ка-а-к врежет, и полечу я кубарем, или просто хлопнусь на месте. Замертво. На секунду он стал очень страшен. И очень красив. – Раз так, то и ты иди... к черту – медленно и раздельно произнес «прынц». Тут мы и расстались. Дома меня ждали розы. Их оказалось ровно семнадцать. Хотела сначала отправить букет в мусоропровод, но не смогла, и, обливаясь слезами, расставила по трем разным вазам – пять, пять, и семь штук. Потом, повинуясь непонятному чувству, вытащила из ящика оставленную когда-то «прынцем» кассету, включила видик, и уставилась на экран, где ярко светило солнце, и била фонтанами искристого снега жизнь, которую я так и не испытала. Поздним вечером в двери провернулся ключ – я выглянула из комнаты и увидела Ирку. На плече у нее висела большая спортивная сумка, левой рукой Ирка прижимала к груди бутылку «Мартини». Мы оценивающе глянули друг на друга – я на ее красные, с расплывшейся тушью глаза, она – на мой распухший сверх всякой меры нос, вздохнули обе, и я отправилась в кухню – мыть стаканы, и доставать из морозилки заранее припасенные кубики льда. А через три дня он снова пришел. Встал на пороге, и заявил: – Я оставил здесь свою кассету – как будто бы это давало ему некое особое право. – Проходи – ответила я. Только почему-то мы никуда не прошли. Так и стояли в полутемной прихожей, смотрели друг другу в глаза, до тех пор, пока он медленно – медленно не наклонился ко мне, а я медленно – медленно не потянулась ему навстречу. А потом... а потом... Но это уже совсем другая история.
|